Я и политика (ч. 1)
В свое время мной был разработан курс лекций «История и политика». Однако в нем нет раздела «историк и политика».
Между тем историк, особенно живущий в периоды бурных исторических событий, в переломные моменты в жизни общества и государства, оказывается под воздействием текущих событий и политики. В качестве такого историка можно назвать лидера кадетской партии Павла Николаевича Милюкова, исторические исследования которого целиком и полностью подчинила текущая политика. Таким был и историк Ге, работавший в 1917 году в аппарате Временного правительства и на исторические исследования которого наложила свой отпечаток текущая политика. Один из первых историков-марксистов М.Н. Покровский в 30-е годы прошлого столетия был обвинен в том, что он историю рассматривает как политику, опрокинутую в прошлое.
Между тем это во многом действительно так. В истории прошлого, несомненно, присутствует политика прошлого. Но не только она, а весь комплекс событий прошлой жизни.
Однако в данной статье речь пойдет только обо мне как о профессиональном историке, волей обстоятельств вовлеченном в сферу политики. Изложение назову «Я и политика», вложив в это местоимение понятие «историк».
В то время, когда я становился на ноги в качестве историка, политика сама вторглась в мою жизнь и в жизни значительной части нашей интеллигенции.
Это были так называемые перестроечные годы. Я как декан исторического факультета, сотрудники и студенты которого активнейшим образом участвовали в общественной жизни, так или иначе соприкасался с текущей политикой. Очень часто приходилось выступать перед республиканским активом по вопросам, связанным с перестройкой страны и республики.
Как известно, после отмены в Конституции страны положения о руководящей роли КПСС были перестроены центральные и местные органы партии. В результате наша местная организация стала называться республиканской. На конференции, где решался этот вопрос, первым секретарем Татарского рескома КПСС был избран Рево Рамазанович Идиатуллин. Меня тоже ввели в состав этого рескома, а затем и его бюро.
У многих моих коллег тогда вызвало удивление то, что я согласился войти в состав этого бюро.
В бюро я вошел, но категорически отказался занять пост секретаря по идеологии, который мне был предложен Р.Р. Идиатуллиным. Я не согласился потому, что мне тогда пришлось бы покинуть университет. Я же оттуда никогда не уходил, хотя были разные очень выгодные предложения. В том числе и в Обком КПСС в качестве инструктора. Это было в 1968 году, когда действительно можно было бы сделать карьеру через партию коммунистов. Вызвал меня зав. отделом пропаганды и агитации Н.А. Андрианов и сказал: «Переходи на работу в мой отдел. На улице Товарищеской сдается дом. Иди, выбери любую трехкомнатную квартиру. Подумай и дай ответ».
Он, человек умный и благожелательный, зная, что я с семьей живу на частной квартире, не сомневался в том, что дам положительный ответ. Однако ответ был отрицательный. Мы с женой решили, что мне университет оставлять нельзя. А квартиру кандидату наук дадут. Дали, но только через 4 года. Вот почему я не захотел оставить университет и в этот раз. А в бюро вошел по просьбе Рево Рамазановича в надежде, что в такое трудное переходное время смогу как-то помочь республике занять достойное место в обновляющемся тогда Союзе ССР.
С Рево Рамазановичем работать было всегда приятно. Он человек открытый и честный. По отношению ко мне был внимательным. И, что особенно важно, откровенным. Я отвечал ему тем же. Еще в то время, когда он работал секретарем ОК КПСС по идеологии, привлекал меня к работе по обсуждению идеологических проблем, которых в переходный период становилось все больше и больше.
После оглашения результатов выборов на партийной конференции по выборам республиканского комитета КПСС Минтимер Шарипович поздравил меня, сказав, «хорошо, что пришла такая интеллектуальная сила!». Насколько искренни были эти слова, я не знаю. Мы тогда еще не были так хорошо знакомы, как это случилось несколько позднее. Весьма возможно, что тогда у него по отношению ко мне имелась определенная тень недоверия.
Если даже и так, она, как мне показалось, в определенной мере рассеялась после собрания представителей общественных организаций по вопросу о принятии декларации о государственном суверенитете Татарстана, состоявшемся в Кремле под его руководством в начале августа 1991 года. Это было так.
В один из августовских дней 1991 года Рево Рамазанович сказал мне, что мы должны встретиться у Минтимера Шариповича для обсуждения вопроса о принятии декларации о государственном суверенитете Татарской республики. Встреча состоялась в Кремле. В зале было много представителей общественных организаций. Шаймиеву хотелось выслушать их мнение и получить одобрение. Однако это оказалось не так просто. Представители депутатской группы в Верховном Совете республики «Равноправие и законность» рекомендовали не спешить с принятием столь важного документа, а подождать, когда кончатся летние каникулы и можно будет посоветоваться с народом. А доцент физфака Казанского университета А.В. Штанин предлагал принять декларацию с указанием Татарстана в составе Российской Федерации, проект которой затем опубликовал в газете «Советская Татария».
Пришлось выступить и мне. Я предложил провозгласить декларацию в полном объеме, не указывая правосубъектности республики. Затем с учетом реалий, в том числе и особых отношений с РСФСР, осуществлять самоограничение, что, естественно, отвечало бы принципу права народов на свободное самоопределение. Этот подход очень понравился Шаймиеву, и в последующем он последовательно придерживался его.
Хотя подход этот и был правильным, оказалось, что реализовать его принятием соответствующей декларации было не так-то просто. Обсуждение его проекта началось 27 августа 1990 года на сессии Верховного Совета республики и завершилось принятием его согласованного варианта 30 августа. Большое сопротивление было оказано ему со стороны депутатской группы «Равноправие и законность». Его члены во всех своих выступлениях оказывали сопротивление принятию декларации без указания республики в качестве субъекта Российской Федерации. Прозвучали и несколько иные подходы. Для приведения их к единому знаменателю была создана согласительная комиссия из 30 человек.
Согласительная комиссия без всяких дискуссий пришла к мнению о том, что из текста должны быть убраны слова «Советская Социалистическая». И оставлено лишь обозначение «Республика Татарстан». Это, однако, было сделано в отсутствие председателя этой комиссии Шаймиева, который председательствовал на сессии. Когда он вошел в комнату, где мы заседали, увидел на столе проект без названных двух слов и настоял на двойном названии республики. «Вы примете декларацию и разойдетесь по домам, а мне завтра надо ехать в Москву», – добавил, что время для отказа от этих слов не пришло. Он оказался прав. Это время пришло, но тогда для отказа от этих слов еще было рано.
Однако бурное обсуждение состоялось по вопросам правосубъектности республики и государственных языков.
Сторонники депутатской группы «Равноправие и законность» отстаивали свои позиции. Несогласные с этим сторонники депутатской группы «Татарстан» кроме этого добивались и включения в проект декларации пункта с обозначением татарского языка как единственного государственного языка. В результате было достигнуто компромиссное решение. В декларации Татарстан не обозначается как субъект Российской Федерации и государственными признаются как равноправные татарский и русский языки.
Помню, после этого как член комиссии известный юрист Гаял Муртазин в сердцах произнес: «Эх, ребята, продали мы свой язык». Возможно, он был прав. Ибо реализация татарского языка идет с большими трудностями, встречая на своем пути большие препятствия.
Согласованный вариант декларации по решению комиссии был зачитан депутатом Ф.Ш. Сафиуллиным. Против предложенного проекта проголосовал лишь один депутат. И то лишь по наказу своих избирателей и вопреки своему личному убеждению.
Уже после принятия декларации Рево Рамазанович по поручению М.Ш. Шаймиева предложил мне поехать вместе с ним в Уфу. С тем, чтобы обговорить с руководством Башкирии вопроса о принятии этой республикой декларации о государственном суверенитете.
Помню, нас в аэропорту встретили заместитель председателя Совета Министров республики Мансур Аюпов и первый секретарь Башкирского рескома КПСС Роберт Янбарисов. Я их не знал. Но мы очень быстро свыклись друг с другом. Состоялось много интересных бесед, прежде всего по вопросам декларации и татаро-башкирским взаимоотношениям. По декларации особых возражений не было. Договорились, что она должна быть примерно такой, как у Татарстана. Я лишь добавил, что у Башкирии гораздо больше для этого прав и возможностей. Дело в том, что Башкирская республика была создана не декретным путем, как Татарская, а в результате ее провозглашения на башкирском съезде в Оренбурге в декабре 1917 года, т.е. на основе права народов на свободное самоопределение.
Советская власть признала ее лишь в марте 1919 года, когда возникла необходимость перехода башкирского войска, воевавшего на стороне Колчака, на сторону Красной армии.
Это было не так просто. В преодолении этого огромной важности мероприятия кроме самого лидера башкирского движения Заки Валидова сыграли большую роль Мирсаид Султан-Галиев и начальник штаба башкирского войска Илиас Алкин. В результате этого и было подписано соглашение, по которому за республикой признавались ее внутренняя самостоятельность, военные дела и право на сношение с иностранными государствами. Однако уже в июле оно было расторгнуто в одностороннем порядке. На вопрос Валиди, на каком основании это сделано, В.И. Ленин сказал, что соглашение – это никого и ни к чему не обязывающий клочок бумаги.
Наших коллег очень беспокоила проблема сохранения и развития башкир как процветающей нации. Мной была предложена идея создания на территории малой Башкирии, в пределах которой и была провозглашена республика, территории с национальным образом жизни. Чтобы там в полном объеме присутствовали башкирский язык, культура, традиции и обычаи. Аюпов хорошо воспринял и эту идею. Скажу, что я и потом с ним встречался неоднократно, в том числе и в бытность его государственным секретарем республики. Это умный, образованный и дальновидный политик. С ним легко разговаривать. У меня о нем самые лучшие впечатления. Роберт Янбарисов – бывший военный, доктор наук. На альтернативной основе занял пост первого секретаря Башкирского рескома КПСС. Он знакомил нас с видными людьми республики. Познакомил и с муфтием Талгатом Таджутдином, которого я до сих пор не знал. Однако был наслышан о его глубокой эрудиции и некоторых странностях. Убедился, что он действительно образован, умен и дипломатичен. Однако глаза оставили впечатление: не перебесился. Как бы ни наделал бед!
И все же для нас самым главным в этой поездке было достижение соглашения по вопросу декларации и позиции при возможном подписании Союзного договора. Однако принятие декларации зависело не только от этих людей, какими бы авторитетными они ни были. Башкирский Верховный Совет принял декларацию с указанием республики в качестве субъекта Российской Федерации.
После возвращения из Уфы, поднимаясь вместе на 8-й этаж на заседание бюро рескома КПСС, Минтимер Шарипович по этому поводу в очень разочарованном тоне сказал: «Да, мы остались без союзников!». Моя реакция на это была такой:
– Минтимер Шарипович, и Башкирия от принятия такой декларации ничего не потеряла.
– Как не потеряла!
– Она в свое время признала добровольность вхождения в состав России, отпраздновала 400-летие этого события. Получила ордена и льготы. Теперь башкиры лишь повторили эту позицию.
– А мы?
– Мы никогда не признавали добровольность своего вхождения в Россию. За 438 лет ни один татарин не подписывал документа о вхождении в Россию. И если бы мы приняли декларацию с указанием Татарской республики в составе России, да еще и за вашей подписью, тогда бы сказали, что такой татарин нашелся.
Минтимер Шарипович вроде как-то даже растерялся. Я добавил: «Нет, Минтимер Шарипович, вы родились в счастливой рубашке. Аллах спас вас от этой участи». Действительно, в нем всегда присутствовало некое интуитивное чутье, которое в трудных ситуациях неоднократно приходило ему на помощь.
Однако в те дни я больше всего работал с Идиатуллиным. Мы очень часто советовались по самым актуальным вопросам общественной жизни.
Уже став членом бюро рескома КПСС, я предупреждал его, что партия в том виде не сможет долго продержаться. Нам же надо упредить события и объявить республиканскую организацию самостоятельной, преобразовав ее в Коммунистическую партию Татарстана. В газете «Советская Татария» была опубликована моя статья с изложением этой позиции. При этом я исходил из того, что СССР надо сохранить, решительным образом реформировав его. Союз должен стать федерацией равноправных республик. Возможно, Союзом хозрасчетных регионов. Разумеется, сохранив республики, без их ранжирования.
Наша позиция по отношению к судьбе СССР нашла отражение в результатах референдума по сохранению СССР.
Я понимал Рево Рамазановича. Мне давать советы было гораздо легче, чем ему, который держал ответ перед Москвой. А Москва не шутила. КПСС была еще сильна.
И все же считаю, что мы один момент упустили. Однажды Рево Рамазанович позвонил ко мне в деканат и сказал, что у него очень плохое настроение и попросил меня зайти к нему. Я поднялся к нему на 8-й этаж. За чаем состоялся разговор, который вряд ли улучшил его настроение. Разговор был о судьбе республиканской организации. Тогда я предложил ему провести преобразование республиканской организации КПСС, создав социал-демократическою партию Татарстана. Возможно, я в какой-то мере был настойчив. Уже после, когда КПСС не стало, Идиатуллин напоминал мне, что я тогда три раза употребил слова «иначе отставка». Как бы там ни было, у меня об этом человеке остались наилучшие воспоминания. Он был честен, искренен и доброжелателен. Остается таким и сейчас.
Принятие декларации создало так называемую особую позицию Татарстана, заключавшуюся в том, что республика должна была подписать новый Союзный договор отдельно вне делегации Российской Федерации.
С особой позицией Татарстана не все были согласны и в самой республике. Причины разные, и они в основном известны. Поэтому я на них останавливаться не буду. Приведу лишь некоторые документы, опубликованные в периодической печати. Вот один из них, отражавший настроения определенной части вузовской интеллигенции.
«ДОЛЖЕН ЛИ ТАТАРСТАН ОСТАВАТЬСЯ В СОСТАВЕ РСФСР?».
Предложения группы представителей научной интеллигенции
«Вечерняя Казань» 3 июня 1991 г.
Подписание Союзного договора задерживается в связи с особой позицией, занятой представителем Татарстана, и неготовностью всех остальных республик согласиться с этой позицией.
Какие тенденции по отношению к РСФСР преобладают в Татарстане – центробежные или центростремительные, на этот вопрос наиболее основательный и демократичный ответ может и должен дать только корректно проведенный референдум граждан Татарстана. Вопрос, выносимый на референдум, не должен быть тенденциозно сформулирован, следует избегать также психологической неравновесности ответов «да» и «нет».
Наиболее беспристрастная форма бюллетеня, на наш взгляд, могла быть такой:
Я желаю, чтобы Татарстан
вышел из состава РСФСР – остался в составе РСФСР
(Зачеркните ненужный прямоугольник)
Каждый из нас может иметь свои взгляды по этому вопросу. Нас всех объединяет готовность признать приоритет взглядов большинства граждан Татарстана перед нашим личным мнением. У того, кто не боится, что голос большинства граждан разойдется с его мнением, нет серьезных оснований возражать против нашего предложения. Если же кто-либо ценит свое мнение выше суждения большинства граждан республики, то можно ожидать, что он будет изыскивать поводы для отклонения идеи такого референдума.
Пусть сверенная с голосом большинства граждан подпись представителя суверенного Татарстана в составе РСФСР или вне ее появится под Союзным договором после итогов референдума.
А если все остальные республики не захотят ждать исхода затягивающегося референдума в Татарстане, они могут подписать Союзный договор пока без подписи Татарстана.
Профессора и доктора наук КГУ, КХТИ, КГМИ, физико-технического института АН СССР, биологического института, института им. Н. Чеботарева:
А. Александров, А. Александровский, В. Архиреев, Н. Ахметов, В. Барабанов, М. Ганеева, В. Голенищев-Кутузов, Л. Гордон, Н. Гудин, П. Гуревич, Ю. Жигалко, Л. Зиннер, В. Иванов, Н. Ильинский, Р. Кайдриков, О. Кисилев, А. Косарев, А. Костерин, В. Лозовая, О. Маминов, Ю. Молокович, В. Москва, Г. Мухаметзянов, А. Мутрисков, И. Поникаров, Г. Поспелов, Ю. Пустовойт, Р. Сабурова, Р. Сайфуллин, Н. Светлаков, В. Скворцов, Э. Скворцов, И. Фаляхов, X. Харлампиди, Р. Цейтлин, В. Цивунин, А. Чекалин, Л. Чибрикова, В. Чиков, Е. Шешуков, К. Шангареев, И. Гарифуллин, Н. Мифтахова, Д. Осокин, Т. Толпегина, Е. Штырков».
Это довольно длинный документ, но я привел его текст полностью, ибо это точка зрения довольно значительной части нашей интеллигенции. Можно только добавить, что и его не все указанные лица подписали по убеждению. Однако это другой вопрос.
После принятия Декларации о государственном суверенитете Татарстана Москва, в данном случае я имею в виду руководство РСФСР, долго не выражала своего, по крайней мере публичного, отношения. Весь год молчала. Между тем приближалось время возможного подписания нового Союзного договора. Перед руководством Российской Федерации встал щекотливый вопрос: как быть с Татарстаном, который принял Декларацию о государственном суверенитете, не обозначив себя в составе Российской Федерации, заявив, что будет подписывать Союзный договор самостоятельно, вне делегации Российской Федерации. Вот что тревожило Б.Н. Ельцина, государственного секретаря Российской Федерации Г.Э. Бурбулиса и их окружение. К тому же они боялись, что примеру Татарстана могут последовать другие. Вот почему российское руководство приняло решение провести переговоры с Татарстаном.
20 февраля I991 года М.Ш. Шаймиев направил в адрес президента РСФСР следующую телеграмму:
«Товарищу Ельцину Б.Н.
Уважаемый Борис Николаевич!
Народные депутаты Татарской ССР единодушно отметили, что предложенный проект договора противоречит Декларации о государственном суверенитете Татарской ССР. Верховный Совет Республики Татарстан в принятом постановлении (прилагается) поручил полномочной делегации республики подготовить проект договора Татарской ССР с РСФСР, решил осуществить его заключение после подписания республикой Татарстан Союзного договора».
Одновременно в адрес Совета Президиума Верховного Совета РСФСР была направлена следующая телеграмма:
«В связи с рассмотрением на третьем внеочередном съезде народных депутатов РСФСР вопроса о порядке подписания Союзного договора Президиум Верховного Совета Татарской ССР доводит до сведения съезда, народных депутатов РСФСР, что III сессия Верховного Совета Республики Татарстан, исходя из Декларации о государственном суверенитете Татарской ССР, Закона СССР от 26 апреля «0 разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации», приняла решение о непосредственном и самостоятельном подписании Договора о Союзе суверенных республик и о последующем заключении Договора с РСФСР.
Президиум Верховного Совета Татарской ССР просит считать эту телеграмму официальным документом и огласить ее на съезде.
Руководствуясь правом законодательной инициативы, которая принадлежит республикам в соответствии со статьей 110 Конституции РСФСР и принципами проекта Союзного договора, Республика Татарстан предлагает в постановлении съезда о порядке подписания Союзного договора закрепить возможность его непосредственного подписания Татарской ССР, а также предусмотреть за республиками РСФСР право выбора конкретной формы участия в Союзном договоре».
Однако стало совершенно ясно, что взаимоотношения Российской Федерации и Республики Татарстан должны быть определены до подписания Союзного договора. В связи с этим состоялась официальная переписка между Б.Н. Ельциным и М.Ш. Шаймиевым. Привожу текст письма Шаймиева.
Официальное письмо
президента Республики Татарстан М. Шаймиева президенту Российской Федерации Б. Ельцину
Уважаемый Борис Николаевич!
Согласно договоренности с вами направляю состав официальной делегации Татарской ССР для решения вопроса о порядке подписания Союзного договора делегацией Татарской ССР и подготовки двустороннего Договора Республики Татарстан и РСФСР.
1. Руководитель Лихачев В.И. – вице-президент Татарской ССР, доктор юридических наук, профессор;
2. Газизуллин Ф.Р. – зам. премьер-министра Татарской ССР, кандидат экономических наук;
3. Железнов Б.Л. – доктор юридических наук, профессор, член комитета конституционного надзора Татарской ССР;
4. Хафизов Р.Ш. – председатель постоянной комиссии Верховного Совета Татарской ССР, кандидат юридических наук;
5. Тагиров И.Р. – доктор исторических наук, профессор, декан исторического факультета Казанского госуниверситета.
Одновременно прошу после определения вами соответствующей группы для этих целей назначить время начала их работы.
Президент Татарской ССР М. Шаймиев.
30 июля 1991 г.
В начале августа пригласили в Кремль в кабинет президента. Там кроме меня были вице-президент Василий Николаевич Лихачев, профессор университета Борис Леонидович Железнов, председатель комиссии Верховного Совета республики Рустам Шамилевич Хафизов, вице-премьер Фарит Рафикович Газизуллин. Президент сообщил нам, что со стороны Ельцина поступило предложение о необходимости переговоров для решения вопроса о том, как будет подписывать Татарстан Союзный договор. Он сказал, что для этого обе стороны должны создать делегации по пять человек с каждой стороны. Сказал также, что приглашенные лица входят в состав делегации Татарстана. Руководителем делегации назначаю Василия Николаевича Лихачева. Его заместителем – профессора Тагирова.
Я не ожидал этого, ибо у меня не было никакого официального статуса. Тем более что после этой встречи огромное недовольство проявил вице-премьер Ф.Р. Газизуллин. Он, видимо, рассчитывал, что заместителем руководителя делегации будет назначен он. Мое назначение для него было полной неожиданностью. Он возмущался: «Как же так, я вице-премьер и рядовой член делегации!». Я об этом сказал президенту и попросил его освободить меня от возложенной обязанности. Ответ был краток: «Я знаю, что делаю!». Я спорить не стал и только попросил президента включить в состав делегации его советника Рафаэля Сибгатовича Хакимова и председателя комиссии Верховного Совета республики Фандаса Шакировича Сафиуллина. Он согласился включить их в качестве советников делегации. В последующем они оба работали как полноправные члены делегации.
Забегая вперед, скажу только, что с Фаритом Рафиковичем Газизуллиным у нас сложились великолепные сердечные и теплые отношения. Он в переговорах был всегда активен, корректен со всеми членами делегации. И сделал немало для того, чтобы переговоры были успешными.
Я не вел дневника переговоров. Однако кое-какие пометки делал. Лихачев уехал в Москву раньше и встретил нас уже там. У нас состоялся разговор, и об этом у меня сделана такая пометка: «Лихачев информировал нас о своей беседе с Бурбулисом. У него хорошее впечатление. Думаю, что это эйфория ложная». И, действительно, переговоры были нелегкими. Однако не будем забегать вперед. Всему свое время.
Наконец 12 августа в 10 часов утра мы в Белом доме. Минуем несколько постов с проверками документов. И вот знакомимся с членами делегации РСФСР. Рассаживаемся по обе стороны длинного стола. Переговоры со словами приветствия открыл Геннадий Эдуардович Бурбулис. С ответным словом выступил Лихачев.
Хочу сказать несколько слов о В.Н. Лихачеве. Это высоко эрудированный человек, доктор юридических наук. Честен, правдив, внимателен к окружающим, всецело предан интересам республики. С ним работать всегда было легко и приятно. Во время переговоров он смог в полной мере продемонстрировать свои дипломатические способности. Он, когда это надо, может много говорить и в то же время ни о чем не сказать. А когда это бывало нужно, он проявлял находчивость и свою, несомненно, высокую эрудицию.
Руководитель делегации РСФР Г.Э. Бурбулис – несколько другой человек. О нем еще будет немало сказано. Однако сразу же хочу подчеркнуть, что Ельцин не случайно выбрал его в качестве своего главного советника. Это его земляк, умный и очень эрудированный и, несомненно, дальновидный человек.
В составе делегации советники президента Сергей Михайлович Шахрай, Сергей Борисович Станкевич, тогда министр юстиции, ныне министр сельского хозяйства России Николай Васильевич Федоров. В делегацию входили также заместитель главы правительства России, в последующем секретарь Совета безопасности Олег Лобов, депутат от Татарстана Юрий Михайлович Воронин, заместитель министра иностранных дел Федор Шелов-Коведяев. Воронин ни разу не пришел на переговоры. Видимо, считал неудобным быть оппонентом собственной республики. Станкевич пришел лишь после обеда.
Несколько слов о Николае Васильевиче Федорове. Он наш земляк, выпускник юридического факультета Казанского университета и всегда был в особых отношениях с Казанью и с нашей республикой. Мы, члены делегации Татарстана, сразу же восприняли его как своего. С того времени он запечатлелся в моей памяти как открытый и умный человек.
Во время перерывов в переговорах, проходивших в Белом доме, мы откровенно говорили по многим вопросам политической жизни России. Тогда Федоров впервые сказал нам, что ему предложено баллотироваться на пост президента Чувашской республики. Чувствовалось, что он колеблется и еще не пришел к однозначному выводу и потому поинтересовался нашим мнением. Разумеется, мы посоветовали ему баллотироваться на этот высокий пост.
Не думаю, что именно наше мнение было причиной его согласия на это. Однако наверняка и оно было нелишним. В августе 1911 года мы, встретившись с ним на федеральном Сабантуе в селе Шыгырдан Чувашской республики, с удовольствием освежили памятные дни августа 1991 года. И, действительно, было что вспомнить.
Первый вопрос, который тогда был нам задан российской стороной – это цель нашего приезда. Конечно, она им была известна. Но они хотели услышать, по какой причине и по какому праву Татарстан претендует на самостоятельное подписание Союзного договора. Задача российской делегации заключалась в том, чтобы доказать нам, что Татарстан на это не имеет права. К тому же, говорили нам ее члены, за нами могут последовать другие автономные республики. На это наш ответ был коротким и возражений не встретил: эти республики приняли декларации с обозначением себя в качестве субъектов Российской Федерации и потому не вправе ставить вопрос таким образом.
– Хорошо, а что мы скажем союзным республикам?
– Это тоже ваш вопрос. Мы же исходим из принципов справедливости и добровольности.
Затем Бурбулис, взяв в руки нашу декларацию, сказал, что она действительно основана на этих принципах и глубокого содержания. Только вот было бы гораздо лучше, если бы вы провели референдум и вместо этого документа привезли его результаты. Однако больше вопроса о референдуме он не поднимал.
Бурбулис очень быстро улавливает новые идеи и может работать с заглядом в будущее. Умеет слушать своего собеседника. В то же время энергичен и властолюбив. Правительство, возглавляемое Егором Тимуровичем Гайдаром, находилось целиком в его подчинении. Хорошим его качеством является то, что во время беседы им на первое место выдвигаются аргументы. Он хорошо и, кажется, с определенным удовольствием воспринимал аргументированные выводы. Даже в тех случаях, когда они ему были не совсем по душе. В нем чувствовался хороший вузовский преподаватель-гуманитарий (в Екатеринбурге он преподавал научный коммунизм). В то же время не воспринимал бездоказательные суждения. Легко возбуждался, и при этом менялся не только голос, но и даже цвет лица.
Работа пошла, Бурбулис сравнивал ее даже с научным семинаром. И это действительно так. Делегации очень быстро свыклись друг с другом.
Нам предстояло доказать правомерность нашей позиции, т.е. наше стремление самостоятельно подписать Союзный договор. Эта часть работы выпала на мою долю. В моих руках сборник документов «Образование и развитие СССР как союзного государства». Я более всего ссылаюсь на Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», принятую в январе 1918 года III Всероссийским съездом Советов, затем целиком включенную в первую Конституцию РСФСР и провозгласившую Россию «союзом свободных наций как федерацию советских республик». Там много и других нужных нам документов, в том числе и постановление III Всероссийского съезда Советов «Об основах Конституции Российской Федерации». Кроме меня ни у кого нет аналогичного сборника. К тому же выяснилось, что наши оппоненты плохо знают эти документы. Я же их знаю хорошо и цитирую нужные места. Это произвело впечатление, ибо в этих документах содержится все, что нужно для обоснования правомерности желания Татарстана стать полноправным членом обновленного Союза.
«Слава богу, и об этих документах начали вспоминать», – воскликнул Шахрай. Я бы не сказал, что этот человек так прост. Несомненно, умен, эрудирован. До прихода в аппарат президента работlaquo;Республика Татарстанnbsp; ал заведующим лабораториейnbsp; юридического факультета Московского университета. В правительстве Ельцина много было таких молодых интеллектуалов. Шахрай один из них. Мне приходилось иметь дело с ним, и когда он работал председателем комитета по национальным делам в правительстве России.
Многие его видели в те дни на телеэкранах в форме десантника, разъезжавшим на танке по полям Чечни. Работал оraquo;.н и представителем президента в Госдуме. Я бы мог сказать о нем применительно к началу переговоров, что в нем зарождался политик и дипломат. Он четко улавливал доводы оппонента и пытался их тут же отпарировать. Вот один пример. Вдруг слушая ход моих суждений, основанных главным образом на указанном документе, он задал мне вопрос: «Вы что, из России выходите?». Вместо ответа я ему передал уже приведенный мной разговор с Шаймиевым после нашего с Идиатуллиным посещения Уфы.
– Вот скажите, Сергей Михайлович, кто бы мог взять на себя такую ответственность сегодня?
Тогда он вышел из-за стола и, похаживая, стал рассуждать как бы от нашего имени.
– Так, значит, мы из России не выходим, но в нее и не входим.
– Сергей Михайлович, вы очень тонко уловили нашу позицию, – сказал я ему.
Надо сказать, в течение всего последующего года никто нам такого вопроса не задавал. Через год этот вопрос снова всплыл. Однако об этом несколько позже.
Я уже писал, что Сергея Борисовича Станкевича не было в начале переговоров. И он напоминал студента, пропустившего предыдущее практическое занятие. Потому успел порядком отстать от своих товарищей. Видимо, члены делегации предварительно договорились вести себя жестко по отношению к нашей делегации и твердо следовать намеченной линии. Однако вышло по-другому. Увидев, что переговоры идут в обстановке взаимопонимания, Станкевич сказал: «Ребята, что произошло с вами, мы как будто не единомышленники!».
Как бы там ни было, он по отношению к нашей делегации был жесток. Не зная сути дела, попытался низвести декларацию на нет, сказав, что это «большевистские штучки». И предложил: «Давайте мы будем исходить из тысячелетней истории Руси». Станкевич по специальности историк. Поэтому хорошо знал, что считалось, что началом тысячелетней государственности является Киевская Русь. Как известно, «Повесть временных лет» начинается словами «Откуда есть пошла земля русская». Из документа явствует один ответ: «Киевская Русь». Значит, от Киева.
– Может быть, Сергей Борисович, в таком случае для продолжения наших переговоров мы поедем в Киев. Вот только как там нас встретят?
Он, хорошо знавший ситуацию в Киеве, который был захлестнут надвигающейся волной независимости, замешкался и даже растерялся.
– Нет, Сергей Борисович, большевистские ли это штучки или не большевистские, никуда от декларации и вообще документов III Всероссийского съезда Советов не уйти. Ибо нет других документов, провозгласивших Россию федерацией.
14 августа мной на рабочей бумаге, лежавшей во время переговоров, написано следующее: 1. Бурбулис фиксирует позицию вхождения (Татарстана в СССР. – И.Т.– непосредственно и самостоятельно); 2. Делегация (РСФСР. – И.Т.) не уполномочена определить дату (подписания Татарстаном союзного договора. – И.Т.); 3. Условно и полномочно РСФСР фиксирует, что Татарстан подписывает Союзный договор 30 августа. К этому прибавлены мной слова Шахрая: «Нужна лукавая формула».
Индус Тагиров,
академик АНТ.
(Продолжение следует)
НЕ ДОПУСТИТЬ ЗАКРЫТИЯ ПИК КАНАЛА – ГОЛОСА СВОБОДЫ НА КАВКАЗЕ!
Председателю Парламента Грузии Давиду Усупашвили
Гендиректору Общественного Вещателя Грузии Гия Чантурия
Мы, члены Независимой Международной Правозащитной группы, убедительно
просим Вас не допустить закрытия телеканала ПИК. Всё время существования
этого канала мы пользовались его новостными и комментаторскими
программами для получения наиболее объективной, реалистичной информации о
событиях в Грузии, на Северном Кавказе и в России. При этом журналисты,
комментаторы и телеведущие ПИКа вели свои передачи без тени
враждебности к России, в чем телеканал обвиняют те, кто отождествляет
Россию с путинским режимом.
ПИК в известном смысле продолжает традиции радио “Свобода” в те годы,
когда это радио, собравшее в то время лучшие силы русскоязычной эмиграции,
было глотком свободной и общественно важной информации, защищало
преследуемых советским тоталитаризмом и в значительной
степени подготовило историческое поражение советской системы.
Закрытие канала ПИК - удар по молодой грузинской демократии и по тем
движениям на Северном Кавказе и вРоссии, которые борются за лучшее
будущее для своих народов.
Мы надеемся, что мощный протест зрителей предотвратит ликвидацию
столь необходимого телеканала, свободного от цензуры и
высокопрофессионального.
С глубоким уважением:
Виктория ПУПКО,
президент Мемориального Фонда им. Анны Политковской и глава Ассоциации
евреев-выходцев из бывшего СССР по штату Массачуссетс, Бостон, США;
Сайд-Эмин ИБРАГИМОВ, президент Международной Ассоциации “Мир и права человека”, Страсбург, Франция;
Надежда БАНЧИК, независимый журналист и правозащитник, Сан-Хосе, США;
Елена МАГЛЕВАННАЯ, независимый журналист и правозащитник, Хельсинки, Финляндия;
Майрбек ТАРАМОВ, председатель Чеченского Правозащитного Центра, Швеция;
Давид КУДЫКОВ, член Международного ПЕН-Клуба, Лондон, Британия;
Майю ПЛАДО, правозащитник, Таллинн, Эстония.
Boris PARAMONOW /UK/
Поддерживаю:
Рафис КАШАПОВ, председатель НЧО ТОЦ, Набережные Челны, Татарстан.
http://tatar-centr.blogspot.ru/2012/11/blog-post_4983.html
"В декларации Татарстан не обозначается как субъект Российской Федерации и государственными признаются как равноправные татарский и русский языки.
Помню, после этого как член комиссии известный юрист Гаял Муртазин в сердцах произнес: «Эх, ребята, продали мы свой язык». Возможно, он был прав. Ибо реализация татарского языка идет с большими трудностями, встречая на своем пути большие препятствия."
==========
Совершенно верно ! В руководстве Татарстана до сих не поняли простой факт, что русское мышление не приемлет никаких компромиссов и договоров, русские любую уступку воспринимают как слабость и повод требовать уступок еще и еще без малейшей уступки со своей стороны. Русские воспринимают единственный аргумент - силу ! Чеченцы предъявили им такой аргумент и у них все получилось. У Татарстана, если он не хочет быть совершенно раздавлен, остается только этот путь, путь борьбы !
Путь борьбы для сердца России, это путь в пропасть. Жаль на историческом факультете не будет второго Тагирова.
Индус Тагиров прав, справедливое стремление Татарстана выровнять свой статус с союзными республиками сыграло значительную роль в распаде СССР. А теперь Татарстан сыграет роль катализатора и в распаде самой России, которая заглотила больше, чем может переварить. Если Татарстан за 500 лет не стал "русской землей", вряд ли есть основания предполагать, что это произойдет вообще когда-либо !