В защиту русского рока

     Минувший пятидесятилетний юбилей Виктора Цоя (Цой, как вы знаете, жив!, прямо будто бы Ленин какой) в очередной раз погнал мутную волну разноплановых и малоосмысленных претензий лично к нему и к русскому року как к явлению.
Чего только не довелось прочесть по данному поводу последние несколько дней.
      Мол, и агенты Госдепа (да, на полном серьезе) и с точки зрения эстетики – полное говно, и безыдейные, и идеи неправильные, разлагающие, музыка неталантливая, а тексты – спецом депрессивные и эскапистские, отвращающие молодежь от позитива.
      И пошло, поехало.
      Такое ощущение, что я не в России в 2012 году живу, а когда-то в брежневско-андроповские годы, и проработку в прессе и блогах ведут какие-то официозные комсомольские активисты.
      Откуда эти настроения здесь и сейчас? Почему они внезапно возникли из ментального анабиоза?
      Что интересно, претензии того же порядка выдвигаются сейчас и к презираемому современными идеологами националистического и патриотического направлений поколению шестидесятников. Тех уже просто давно ославили бездарными уродами в бородах и свитерах, бренчащих свои никчемные песенки под гитару и пробренчавших, по версии критиканов, великую страну.
      Мне давно уже хотелось ответить критикам обоих направлений народного творчества как-то сразу, чтобы потом поменьше возвращаться к этой унылой теме. Что же. Цоевский полтинник – неплохой повод для того, чтобы недвусмысленно заявить, что я думаю о тех, кто хочет запретить людям петь.
      Дорогие мои. Хорошие.
      Идите и спойте сами.
      Если не поется – то извольте не мешать это делать другим, тем, кому это нужно.
      Если поется – так тем более, не затыкайте чужие рты.
      Не пытайтесь монополизировать свободу.
      По большому счету, основная причина нерасположения советской власти к русскому року как явлению была именно в неорганизованности самого явления.
      Не эстетическая. И даже не идеологическая – мало кто из рок-музыкантов всерьез покушался на основы.
      Однако же сам факт того, что в информационном пространстве, плотно контролируемом советской властью, действуют какие-то совсем частные лица, что эти частные лица не согласовывают своих действия ни с кем – бюрократов просто приводил в бешенство.
      Русская городская культура радикально поменялась после войны.
      В шестидесятые народ запел по-другому.
      В семидесятые и восьмидесятые – опять по-другому.
      Допустим, в девяностые эти песни определенной части общества оказались не нужны. Кому-то больше по нраву Пугачева с окружающими ее консортами, кому-то милее эстетика Милицейской Волны и Радио Шансон (характерно, что репертуар обоих упомянутых радиостанций совпадает процентов на 80).
      Однако же само по себе это не повод ни для морализаций, ни для сколько-нибудь презрительного отношения.
      Не песня делает историю.
      И даже не стихи.
      Смешно предъявлять поэтам Золотого века русской поэзии проблемы крепостного права.
      Смешно предъявлять поэтам Серебряного века ужасы Гражданской войны.
      Не их стихи поворачивали колесо истории.
      А тем же самым бородатым КСПшникам, сменившим их исполнителям русского рока – предъявляют.
      В чем же разница?
      Неужели в том, что, может быть, впервые за всю историю наш народ позволил себе не просто запеть. Пели и раньше – русский городской романс великолепен.
      Но впервые народ позволил себе самоорганизацию вокруг собственного творчества. Впервые он начал создавать самостоятельные социальные структуры, которые обеспечивали воспроизведение этого творчества и его пропаганду.
      Фестивали КСП, инфраструктура рок-концертов, связанные с ними подпольные и полуподпольные звукозаписывающие студии властям были как серпом и молотом по яйцам. Намного страшнее, чем, собственно говоря, контент.
      И когда в наше время я посередине информационно перегруженного Интернета в свободно распространяемых блогах прочитываю перепевы 30-летней давности говна про американскую агентуру, про бездарность и отсутствие правильной эстетики – я могу сказать дорогим аффтарам только одно:
      Не нравится эстетика – все дороги открыты, есть Youtube, mp3 летают по всему Интернету и залетают чуть ли не в каждый сотовый телефон.
      Пойдите и сделайте лучше, но поменьше гундите о том, кто и что должен слушать.
Докажите свои эстетические преимущества в честной конкуренции.
      А вот наезжать на социальную роль русского рока – это наезжать на попытки, достаточно слабые, но вполне честные самоорганизации русских.
      Враги народа не те, кого обвиняли в том, что они «американские подпевалы», а те, кто на любую попытку народа самоорганизоваться вокруг любого, самого частного, самого малого дела – начинает многолетнюю битву за право эту самоорганизацию отрегулировать, за право тащить и не пущать.
      Вам не нравится что Цой по-прежнему жив? Живите сами.
      Вам не нравится, что Макаревич был конформист и не будил социальный протест, а теперь по телевизору варит макароны? У свободного человека есть право заниматься тем, чем он считает нужным.
      Вам не нравится БГ? Ну так он не стодолларовая купюра, а в последнее время даже и она не всем нравится.
      Русский рок не предлагал универсальных рецептов.
      Но для своего времени он был вполне достойным творческим движением, которому не было на музыкальном поле какой-то внятной, не откровенно позорной альтернативы.
      Это движение вовсе не было замкнуто на 3 – 5 – 10 центровых рок-групп, на тех двух-трех десятках наиболее известных музыкантов, к которым и высказываются основные претензии.
      Самодеятельные рок-группы возникали по всей стране, их были даже не тысячи – десятки тысяч.
      Говорю в связи с этим прямо и недвусмысленно.
      Рассуждения о том, что, мол, русский рок не талантлив и не имеет ни эстетической ценности, ни положительного общественного значения – это не менее, чем попытка принизить культурные достижения русских как народа.
      Потому что культура народа – это не только те, кто поют на центральных сценах и собирают стадионы, но и те, кого широкая публика никогда не услышит. Те, кто лабал на разбитых электрогитарах в школьном или сельском клубе, на дискотеке, кто сочинял свое, неумелое и непрофессиональное, и перепевал, зачастую фальшиво, чужие песни.
      И те и другие вместе составляют общее непрерывное поле.
      И в восьмидесятые, и в девяностые годы никакой массовой и подлинно народной альтернативы этому культурному полю предъявлено не было.
      Потому что нельзя всерьез считать такой альтернативой ни Киркорова с компанией, которых нам вбивали в мозг при помощи оружия массового поражения – радио и телевидения, ни блатняк. А больше ничего в отечественном культурном пространстве в то время и не происходило.
      Попытка задним числом отказаться от части собственной истории как от незначимой или недостойной – по меньшей мере неумна.
      Это – наша история, другой не будет.
      Спасибо за внимание.
 

Сергей НЕСТЕРОВИЧ.
(АПН.)