Соотечественникам

слабоват перевод... автор не в ладах как с английским, так и с литературным русским

А вы,видимо,читали Шелли в оригинале?капранов закончил казанский иняз ,язык знал отлично.ну,и для информации-Молния как фатум. Поэт Геннадий Капранов
Наиля Ахунова
Он, наверное, единственный из поэтов ХХ века, чья жизнь оборвалась от удара молнии...
Геннадий Капранов, несомненно, один из лучших лириков, чьё творчество тесно связано с нашим городом, и, может быть, самый проникновенный из них. Посмертная книга его стихов «Я чист, как родниковая вода…» (Казань, 2008) тому доказательство. Всякий хороший поэт искренен по определению, однако у некоторых из них есть и качества, встающие порой между чувством и его воплощением на бумаге. И тогда сквозь самые неожиданные метафоры и рифмы, самый сложный синтаксис, самое тонкое цитирование начинают просвечивать снобизм и кокетство автора, мастерство довлеет над чувством и накал поэтического высказывания снижается.
Искренность же Капранова кажется абсолютной. Ничто не стоит между ним и читателем, ничто не искажает его строк, никакие «задние мысли» не способны вклиниться в его речь. Исповедальность,  о которой в свое время говорил, характеризуя стихи Капранова, Евгений Евтушенко, - базовая человеческая и поэтическая (а граница между человеком и поэтом  здесь практически незаметна) черта Капранова. Не случайно он даже подводит под нее «теоретическую основу» - в тех своих строчках, где пишет, что искусство слова дает поэзии лишь одежду, а тело ее – смысл, и что как ни бренно это тело, одежда «бреннее его».
При таком градусе открытости поэтическая речь почти неизбежно тяготеет к простоте. И у Капранова она простая – при любом, и часто вовсе не простом, течении его мысли. Это значительная, глубокая простота – та самая, в которую, по словам Пастернака, нельзя в итоговые годы «не впасть, как в ересь». Вместе с тем стихотворная речь Капранова  свободна и богата –  по размерам и ритмике, по лёгкости и разности рифм – например, не очень часто применяемых нынешними поэтами дактилических.
Добавлю, что Геннадий Капранов – поэт отчетливо городской, и город, в котором он живет, его люди, улицы, трамваи проступают в этих строчках вне зависимости от желания автора создавать цельный портрет среды обитания. Эта среда не сказать чтобы радушна, а порой просто мучительна для поэта, но он чересчур любит и доверяет жизни, чтобы унывать. Его поэзия смела, страстна и изначально, природно оптимистична – даже когда поэт возмущается или предостерегает. И талантлива – в повороте мысли,  в сравнении, в незамысловатом на первый взгляд перечислении действий, признаков, предметов, – ведь живой мир под поэтическим пером возникает только из точности, точность и есть талант:

Солнце, ягоды, глина и волки,
камни, звёзды, орехи, жуки,
дождик, змеи, роса и иголки,
птицы, листья, туманы, пески…

     Русская лирическая поэзия в Казани имеет давние и славные традиции. Геннадий Капранов – один из достойных ее продолжателей в 20 веке наряду с такими поэтами, как Вероника Тушнова и Сергей Малышев. И еще одно имя неизбежно приходит в голову при чтении книги Капранова –  это имя его тезки и ровесника москвича Геннадия Шпаликова. Очень многое роднит этих людей – не только черты поколения, но и житейская неприкаянность, и трагическая личная судьба, и, кажется, совсем без усилий найденная ясность поэтического слова, проистекающая из ясности души. «Я чист, как родниковая вода...»


Геннадий КАПРАНОВ

 ***
 Мама, я не заметил,
 но с какого-то дня
 одинок я на свете,
 только ты у меня.

 Я не нужен нисколько
 ни звезде, ни судьбе,
 ни любви - разве только
 сам себе да тебе.

 Я тебя обнимаю
 и целую под бровь.
 Я теперь понимаю,
 что такое любовь.

 ***
 Всё, что умеем мы руками,
 ничтожно по сравненью с тем,
 что мы умеем языками.
 И слава богу, я не нем.

 Знаком с английским я.
 C французским?
 С французским -
 разве что знаком…
 А вот рифмую
 только русским –
 родным народным языком!

 Пусть слишком слабы руки эти –
 Кричу мирам и городам:
 Ни за какую власть на свете
 Я власть поэта не отдам!


ПРОСТЫЕ ВЕЩИ

Будто в Петербург — Рязань,
глупый школьник вдохновенья,
я в гостиницу «Казань»
нёс мои стихотворенья.
То есть так назвал бы их,
скажем, школьный литератор.
Нес я кое-что
из рифм,
тропов
и аллитераций.

Воду в ступе я толок:
вот, мол, сочинитель местный...

Головой под потолок
и убийственно известный,
вниз спускаясь метров с двух
и телесно и душевно,
снизошел не высший дух —
настоящий Евтушенко!

Евтушенко дал мне стул,
растянулся на кушетке,
взял листки мои,
вздохнул
и...
наверно, акушерки
так вот делают аборт;

сжавши ручку с пастой красной,
взял вступительный аккорд.

Ручка - инструмент опасный! —
начала скрести грехи,
умерщвляя их моментом...
Корчились мои стихи
под блестящим инструментом.

Я сидел и дым пускал,
искурил полпачки «Шипки»...
Ой, какие допускал
я глупейшие ошибки!

Хоть к «расправам я привык,
но — с поэзией прощался:
«беловик» мой — в черновик
очень грязный превращался.

Взяв назад свой «фолиант»,
весь я сдался: «Бейте хлеще!»

Он мне: «У тебя талант —
говорить простые вещи».