Великая тайна

      18 марта во время очередного сеанса общения с народом президент Владимир Путин аргументировал «возвращение» Крыма в состав России, в частности, тем, что Запад нарушил обещание в обмен на воссоединение Германии отказаться от расширения НАТО на восток. «При этом ему не было дела до исторического события, его интересовало только оправдание своей нынешней политики», – пишет Мария Катарина Вагнер. В статье для «Frankfurter Allgemene» она восстанавливает ход событий, послуживших основой для этого мифического, с ее точки зрения, тезиса.
     Как пишет в мемуарах бывший министр иностранных дел Ганс-Фридрих Геншер, в январе 1990 года его впервые посетила мысль, что «принадлежность единой Германии к НАТО породит ряд сложных вопросов» (10 февраля того же года он выскажет ее в беседе с советским коллегой Эдуардом Шеварднадзе). 31 января 1990 года, выступая в евангелической академии в Тутцинге, Геншер по собственной инициативе, без согласования с канцлером Колем, обратился к НАТО с требованием подтвердить: «Что бы ни происходило в странах Варшавского договора, расширения территории НАТО на восток, то есть ближе к границам Советского Союза, не будет». Свое требование Геншер мотивировал тем, что перемены в Восточной Европе «не должны наносить ущерб советским интересам в области безопасности». Он также добавил, что территорию ГДР не следует включать в военную структуру НАТО. Впоследствии основные положения этой речи получили название «Тутцингской формулы», говорится в статье.
     Поначалу и бундесканцлер Коль, и госсекретарь США Джеймс Бейкер поддерживали позицию Геншера, продолжает Вагнер. 9 февраля во время встречи с советским лидером Михаилом Горбачевым Бейкер сказал, что военное присутствие НАТО не будет «ни на один дюйм» расширено в восточном направлении. На следующий день прошли переговоры Геншера с Шеварднадзе, а Коль встречался с Горбачевым, и тот сказал, что вопрос об объединении Германии надлежит решать только самим немцам.
     «Впоследствии и Геншер, и Бейкер отвергали попытки трактовать их тогдашние высказывания как обещания», – пишет Вагнер. Геншер в интервью «Der Spiegel» в 2009 году сказал, что хотел лишь «помочь (советскому руководству) преодолеть препятствие», преграждавшее путь к объединению Германии. Бейкер, в свою очередь, заявил, что имел в виду лишь территорию ГДР и ничего больше.
     В то же время протокол встречи Геншера и Шеварнадзе «показывает, что Геншер говорил именно о Восточной Европе», говорится в статье. «Но не мог же Геншер думать, что можно между делом определить архитектуру безопасности на ближайшие несколько десятков лет, – размышляет автор. – Более вероятно, что данное высказывание, как и все остальные высказывания немецкой стороны в этот период, было направлено на достижение одной цели – воссоединение». Как и Горбачев, Геншер помнил о заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (Хельсинки, 1975), в котором всем подписавшимся гарантировалось право самостоятельно выбирать себе союзников. Бонн не мог отказать в этом праве странам Варшавского договора, заранее лишив их возможности вступить в НАТО, убеждена Вагнер.
     По ее мнению, вскоре после февральской встречи в Москве «Тутцингская формула» «безвременно почила». Уже в ходе встречи 24 – 25 февраля в Кэмп-Дэвиде президенту Бушу удалось «убедить Коля, который поначалу был настроен скептически», что эта концепция нежизнеспособна. На итоговой пресс-конференции Буш и Коль, как пишет автор статьи, «представили до сих пор сохраняющую актуальности позицию: самая большая уступка Советскому Союзу, на которую готов пойти Запад, состоит в особом военном статусе Восточной Германии. Об отказе от расширения НАТО на восток больше не было и речи».

     («Frankfurter Allgemeine».)