В татарской столице (ч.19)

     Хотя и проректор по научно-учебной работе, и главный бухгалтер (тот самый главбух!) оплату проезда и суточных на время пути посчитали правомерной…
     Печатали диссертацию в управлении 7-го завода по ул. Короленко. Как раз наискосок от дома, где я жил. В медсанчасти этого завода, как я уже упоминал, работала врачом моя жена. Дабы ускорить процесс печатания, она раздала три части диссертации трем разным машинисткам. Через неделю там же на заводе переплетенная диссертация в необходимом количестве экземпляров была готова. И если шрифты машинок не очень отличались один от другого, то бумага была трех разных сортов. Весьма заметно, если смотреть на верхнюю, нижнюю или боковую части, ровно обрезанные после скрепления страниц в одно целое. Однако заднего хода не было. Ни времени, ни денег на перепечатку тратить не хотелось. Сошло. Как будто никто и не заметил.
     Н.И. Вылегжанин – тогда еще единственный проректор (по учебной и научной работе) быстро оформил все необходимые бумаги. Диссертация была готова к подаче. А до окончания аспирантуры оставался ровно год.
     Тут, на счастье, к О.С. Радбилю приехал, прося оппонентства по докторской диссертации, доцент Фридман из Уфы. Привез, помню, огромный том, да еще такой же – с приложениями. О пользе минеральной воды курорта Красноусольск в Башкирии. Заведующий кафедрой, где работал этот доцент – профессор З.Ш. Загидуллин – был как бы обязан, в благодарность, оказать подобную услугу ученику О.С.
     Поехал в Уфу. Проректор по научной работе фармаколог профессор Дина Наумовна Лазарева назначила защиту на май 1966 года. Вторым оппонентом посоветовала взять доцента Р.Н. Абдуллину (как будто мне было что-то о ней или о других возможных оппонентах известно). Встретился с профессором З.Ш. Загидуллиным, получил согласие Р.Н. Абдуллиной и вернулся в Казань ожидать разрешение на печатание реферата диссертации.
     7-й завод выпускал, по слухам, устройства управлением полета боевых ракет. Инструкции к устройству печатались тоже на заводе, ведь они были секретны не менее самих ракет. Тираж и объем этих инструкций остался до сих пор военной тайной. Написанная мною инструкция «Электролитный обмен, минералокортикоидная функция коры надпочечников и лечебное действие ацетата дезоксикортикостерона при язвенной болезни желудка и 12-перстной кишки» была напечатана – это известно абсолютно точно – тиражом всего в 300 экземпляров и имела объем 1,75 печатного листа. Что составляло настолько малую толику печатной продукции заводской типографии, что ее изготовление прошло незамеченным. Как и вынос сей инструкции – по частям – за охраняемую территорию завода. И ни одна иностранная разведка, даже по ошибке, не посягала на составленную мною инструкцию по лечению «язвенников». По ракетам они от нас отставали, по медикаментам для лечения гастродуоденальных были на десятилетия впереди. Посмотрел в Интернете: российская фармацевтическая промышленность до сих пор рекомендует бальзам Шостаковского (винилин), в частности, для лечения язв желудка и 12-перстной кишки! Что ей открытие, увенчанное Нобелевской премией, о чем я писал выше?!
     И – возвращаюсь к техническим проблемам печатания диссертации и автореферата – тут я не бахвалюсь. Иного пути не было. Или он был настолько тернист, продвигалось по нему все так медленно, пробуксовывая в самых неожиданных местах, что стоил он трудов и нервов не менее, чем работа над диссертацией. Даже бумага была таким дефицитом, что поиск ее начинался уже при утверждении темы диссертации.
     Что немаловажно: к моменту печатания автореферата у меня уже были опубликованы четыре журнальные статьи по теме диссертации: в «Терапевтическом архиве» (1965, N8), «Казанском медицинском журнале» (1965, N5), во «Врачебном деле» (1966, N1) и в журнале «Патологическая физиология и экспериментальная терапия» (1966, N1).
     Кроме того, что отмечено также в автореферате, были справки из редакций «Бюллетеня экспериментальной биологии и медицины», «Терапевтического архива» и «Казанского медицинского журнала» о том, что три других работы приняты к печати.
     Мой друг-соперник И.П. Арлеевский, заглянув в конец автореферата, прищелкнул языком: только журнальные статьи (ни одной – в «братской могиле», как называли всевозможные тематические или любые «юбилейные» сборники) и – в таком количестве! Сам И.П. защитил диссертацию существенно позже меня.
     О «братских могилах» и «юбилейных» сборниках – немного подробнее. Нельзя сказать, что я появился в Казани в этом смысле (как и в большинстве других) «непорочным». Я уже находился, занимая сразу два места, в одной из «братских могил». Увенчивал это коллективное захоронение обелиск с надписью «Вопросы хирургии и пограничных областей. Белгород, 1963». Как я туда закопался? Вот так.
     В одну их моих командировок по проверке службы переливания крови в районных больницах я как бы сопровождал главного хирурга Белгородской области кандидата медицинских наук Романа Львовича Генкина. Он занимался своим делом, я – своим, но во время поездок по пыльным дорогам и за застольем, которое для нас было всегда подготовлено, мы с ним беседовали о разном. Он – многие годы ведущий хирург районной больницы в Харьковской области, я – никто. Так что как раз на эту неделю пришелся самый интенсивный рост моих ушей. Я даже начал в разговорах подражать его интонациям и размеренной, в отличие от моей сумбурной, речи.
     Потом я перешел на работу в городскую поликлинику – и мы с Р.Л. Генкиным не встречались. Весть о том, что он разыскивает меня, была неожиданной и непонятной. Я ведь был «по терапевтической части» и общался с главным терапевтом области. Оказывается, Р.Л. вспомнил обо мне, когда решил издать сборник «научных работ». «Выбить фонды» на бумагу, «пробить» типографию для него было не сложно. И не пациенты (он уже давно не оперировал, перенеся несколько инфарктов; но слегка разбавленный спирт пил – я тому свидетель) ему помогали, а сам Первый. Александр Власович Коваленко (1909 – 1987) возглавлял Белгородский обком КПСС в 1960 – 1964 гг. А Р.Л. был в близком родстве с Первым. Отсюда ясно, почему Р.Л. очутился в Белгороде и почему издать сборник для него было не таким уже и сложным делом.
     Для включения в сборник врачи Белгородской и Харьковской (приятели Р.Л.) области прислали рукописи (несколько – в буквальном смысле слова: пишущие машинки тоже были в дефиците), требующие (за исключением всего нескольких рукописей) приведения их в надлежащий вид. То есть придания им нужного размера (сокращения объема) и формы (требуемой от научных публикаций), исправления грамматических ошибок, замены латинских терминов русскими (типография не располагала латинским шрифтом). Главный хирург сам этим заниматься не стал и из всех известных ему врачей области негласным редактором выбрал меня. Я – с гордостью за доверенное мне дело – принялся за этот каторжный труд. Одна замена латинских терминов русскими чего стоила (не было подходящих словарей). Часть терминов мне так и не удалось «обрусить». Р.Л., не долго думая, писал в этих случаях латинское слово русскими буквами – и дело с концом!
     Платой за работу было разрешение всучить в сборник две своих статьи. Что и свершилось.

Соломон ВАЙНШТЕЙН,
доктор медицинских наук.
(Продолжение слежует.)