О Сталине

1. Он всегда был разным
 

     Я никак не хотел писать о Сталине. Прежде всего потому, что еще в школьные годы у меня было некоторое, разумеется, наивное и детское предчувствие того, что он фактически задвинул Ленина на второй план. А Ленина я всегда считал и считаю гениальным человеком, создателем советского государства. И потому, когда Сталин умер и многие плакали, я не плакал и даже чувствовал некоторое внутреннее удовлетворение. Однако это была не радость. 
      Во-вторых, потому, что считаю для себя невозможным дать какую-либо объективную оценку этой действительно выдающейся, многогранной и противоречивой личности. Мне представляется, что бесчисленные статьи, книги, воспоминания о нем также не создают образа того Сталина, каким он был на самом деле. Более того, они даже уводят от его настоящего образа. Поскольку, как писал в свое время М. Блок, «историк с давних пор слывет неким судьей подземного царства, обязанным восхвалять или клеймить позором погибших героев».
      Исхожу из того, что он всегда был разным, и это генетическое «разное» в том или ином виде всегда присутствовало в нем. Оно, соответственно складывающейся обстановке, занимаемому положению в жизни общества проявлялось или одновременно или в определенных трудноизмеримых пропорциях. Потому воссоздать реального Сталина вряд ли представляется возможным. Один человек – это юный Джугашвили, бесшабашно смелый революционер, участник банковских ограблений и разбойных нападений. Другой он, когда стремился к знаниям, много читал и стал талантливым марксистом. Третий человек он в годы революций и особенно в 1917 году, когда оказался в ряду видных большевистских руководителей.
      Иным предстал он в период болезни и смерти Ленина, когда ради личной власти уничтожил всю большевистскую когорту. Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и других видных партийцев его кара настигла не потому, что он считал их врагами социализма и советской власти, а потому, что видел в них реальных конкурентов.
      Все эти годы у него по отношению к Ленину постепенно развивались сначала восхищение, а затем зависть, переросшая в ненависть. По мере ухудшения здоровья Ленина и его отхода от управления делами страны он всеми возможными и во многом недозволенными средствами вырывал власть у тех, кто его замещал в Совнаркоме. Сместить с поста председателя Совнаркома живого, хотя и больного Ленина он не мог, этого ему и не позволили бы. Поэтому он постепенно функции власти переводит в партийные структуры, создает мощный партийный аппарат, добивается своего избрания генеральным РКП(б) обладателем, как писал Ленин, необъятной власти.
      И он в таком качестве к 1922 году – реальный конкурент Ленина. Ленин ему больше не нужен. Его люди следят за ним, фиксируют тех, кто его посещает, и докладывают все, что происходило во время этих встреч.
      Однако он, как ни старался, никак не мог стать вровень с Лениным. Ни по своим умственным показателям, ни по характеру, ни по отношению к людям. Когда В.М. Молотова спросили, как он оценивает Ленина и Сталина, он назвал Ленина великим, а к Сталину такого термина не применил, назвав его лишь выдающимся человеком.
      Не приходится сомневаться в том, что он был талантлив, много читал и много писал. Причем писал четко, ясно и доходчиво.
      Однако не обладал ленинским даром предвидения и не смог оказаться на ленинской высоте при решении ни одной задачи, стоявшей перед страной. Не мог он стать «Лениным сегодня», каким пытался его представить Анри Барбюс.
      Ленин четко улавливал зов истории и, исходя из этого, шел даже на принятие решений, кои противоречили его марксистским взглядам. Известно, что большевики были сторонниками национализации земли и решительными противниками федерации. Однако осенью 1917 года, когда страна оказалась покрытой цепью крестьянских восстаний, а федерация стучалась во все окна и двери России, Ленин сменил принцип национализации на принцип социализации, принцип централизации – на принцип федерации.
      Беспрецедентным отходом от марксизма был перевод страны на рельсы новой экономической политики (НЭП), т.е. на сочетание принципов социализма и капитализма. Если бы история отпустила Ленину еще 10 – 15 лет жизни, то страна сегодня не оказалась бы в таком плачевном состоянии. Правильность этого курса подтверждена экономическим взлетом Китая, реализовывающего и развивающего эти ленинские принципы. Результат очевиден: Китай фактически стал второй сверхдержавой мира.
      Для нашей же страны, подменившей эту политику на насильственную коллективизацию, основанную на уничтожении самой зажиточной и предприимчивой части сельского населения и осуществленную чудовищными методами индустриализацию, – это упущенная возможность.
      Если Ленин в моменты крутых исторических поворотов был решителен, уверен в себе и настойчив в достижении поставленной цели, то Сталина в таких ситуациях одолевали сомнения, неуверенность и даже страх. Если Ленин, вопреки мнению большинства своих соратников, кои порой просто не успевали следить за его мыслью, мог ставить вопрос ультимативно и добиваться поставленной цели, то таких качеств у Сталина не было. Ленин, будучи почти в одиночестве, смог добиться того, что в 1917 году лозунг «Вся власть Советам», выдвинутый им в «Апрельских тезисах», стал стратегической линией партии, принятия решения ЦК о вооруженном восстании, заключения Брестского мира. А ведь по этим вопросам с ним не были согласны Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин и другие члены партийного руководства. В том числе и Сталин. Ленин обладал огромной политической волей, сочетавшейся с громадным даром предвидения.
 

2. Ошибки и просчеты
 

      Сталин в отличие от Ленина в моменты резких изменений в мире и стране оказывался совершенно иным. Не оказывалось у него как столь необходимой в тех условиях политической воли, так и дара предвидения. Накануне Второй мировой войны он не смог определить место своей страны, ее дипломатии в европейской политике. Порой ему более близкими, чем Черчилль или Чемберлен, оказывались Гитлер и Муссолини.
      Он не смог своевременно угадать коварных замыслов Гитлера в вопросе о войне против СССР. Большой политической ошибкой советского руководства стало заключение 28 сентября 1939 года германо-советского договора о дружбе и границе. Хотя, чтобы как-то попытаться отодвинуть сроки возможного нападения Германии на СССР до определенного времени, было бы вполне достаточно заключенного за месяц до этого пакта о ненападении.
      Сталин говорил, что для того, чтобы «у Гитлера не создавалось впечатления, что мы ничего не делаем, кроме как готовимся к войне с ним», «не надо дразнить немцев».
      Много пишут и говорят о стратегических просчетах Сталина накануне войны. И это понятно, поскольку именно они предопределили ход событий не только первых дней войны, но и всего ее хода. То, что нападение стало внезапным, является просчетом Сталина, ибо это прежде всего потеря времени СССР и выигрыш его противником. В результате этого Красная армия не смогла развернуться и перестроиться должным образом. Враг же, воспользовавшись выигранным временем, смог продвинуться до Москвы, Ленинграда и Сталинграда.
      Еще в апреле 1941 года Черчилль в специальном послании сообщил о крупных передвижениях германских войск на восток. В последующем отрывочные сведения, выстроившись в один ряд, свидетельствовали о подготовке Германии к войне. Определенной реакцией на это было известное заявление ТАСС 14 июня, в котором «муссируемые в английской и не только в английской печати слухи о сосредоточении войск Германии, о близости войны с Германией. Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения» объявлялись не соответствующими действительности.
      Гитлер же, узнав об этом заявлении, в тот же день провел последнее совещание по подготовке плана «Барбаросса». Было решено начало нападения осуществить в 3.00 22 июня 1941 года. Известный военачальник Л.М. Сандалов писал: «Такого рода выступление авторитетного государственного учреждения притупило бдительность войск. У командного состава оно породило известную уверенность в том, что есть какие-то неизвестные обстоятельства, позволяющие нашему правительству оставаться спокойным и уверенным в безопасности советских границ. Командиры перестали ночевать в казармах. Бойцы стали раздеваться по ночам».
      Конечно, иные всему этому находят объяснения вроде того, что Сталин не доверял Черчиллю как врагу страны Советов, которую он уже в момент ее рождения предлагал «удушить в зародыше». И таких подобных объяснений было немало. А сам Сталин причиной первых неудач считал вероломность врага, беспечность бойцов и «перепуганных интеллигентиков». Однако объяснение, какое бы оно ни было, не есть оправдание. Политическому просчету не может быть оправдания.
      Какое может быть оправдание репрессиям кануна войны, когда было выбито более девяти тысяч командиров Красной армии и главным образом из числа высшего командного состава? «Если бы не разгром военных кадров, – писал впоследствии генерал А.В. Горбатов, – мы немца не то, что до Волги, до Днепра бы не допустили». А.В. Василевский писал, что «без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны». Продолжая эту мысль, можно сказать, что не было бы ни Московской, ни Сталинградской битв, ни блокады Ленинграда, стоивших народу огромных человеческих, моральных и материальных жертв.
      Между тем Гитлер накануне операции «Барбаросса», по словам его адъютанта, говорил о Красной армии как о войске без командования. И в этом есть большая доля правды. Можно сказать, что Гитлер перехитрил Сталина.
      Все это вызвало у Сталина шок. В первые дни войны он, как писал Н.С. Хрущев, «был настолько угнетен, что на него жалко было смотреть… был совершенно деморализован… чуть не отказался от своих постов, от активных действий». А членам политбюро высказал такие слова: «Ленин создал наше государство, мы же его про… Все погибло. Я ухожу». Сел в машину и уехал из Кремля к себе на дачу. Потом за ним поехали туда, как рассказывал мне позднее Берия, уговаривали его, призывали, чтобы он обрел прежние силы и приступил к деятельности, потому что победа возможна, не все потеряно, у нас остались еще огромная территория и большие ресурсы».
      Не один Хрущев писал об этом. Хотя, характеризуя Сталина, он не был вполне объективным, поскольку часто испытывал на себе его невыносимый характер и издевательства, называвшего его, правда за глаза, подлецом и пройдохой, которому негде пробы ставить!
      Однако трусливое его состояние в первые дни войны описывают и другие. Так, по словам адмирала И.С. Исакова, он находился в состоянии прострации. Гибли целые армии, а он уединился на даче в Кунцево. Вся ставка, как писал генерал А.В. Хрулев, в течение первых недель не могла выйти из состояния паралича. Как свидетельствовали Г.К. Жуков и А.И. Микоян, нечто подобное он испытывал и в октябре-ноябре 1941 года в период битвы под Москвой. За годы войны, кроме выезда на место боевых действий в Подмосковье, нагнавшего на него невиданный страх, он ни разу не выезжал на фронт. Боялся бомбардировок и все время находился в бомбоубежище.
      Однако вряд ли стоит концентрировать внимание на этих и других его человеческих слабостях. Человек есть человек, и у любого из них их более чем достаточно. И Гитлер тоже прятался в бункере. Оба они издевательски относились к своим подчиненным. Об этом много написано и достаточно известно широкой общественности.
      Важно другое. Простой человек может достаточно долго находиться в плену своих слабостей. Это ему простительно. Однако это непозволительно политикам, а в периоды войн и полководцам, ибо от них зависит как судьба отдельных кампаний, так и страны в целом.
      К сожалению, мы до настоящего времени не знаем всей цены победы, заплаченной нашим народом. Называются разные цифры наших потерь. Первоначально упоминалось о 7 миллионах погибших. Н.С. Хрущев говорил о 20 миллионах, а Л.С. Брежнев о более чем 20 миллионах погибших. Сейчас речь ведут о 27 миллионах. Называются и другие цифры. Между тем начальник Генерального штаба Вооруженных сил СССР М.А. Моисеев в интервью, данном «Военно-историческому журналу», назвал цифру 8 млн. 668 тыс. 400 человек как общую потерю армии и флота, привел конкретные данные о людских потерях почти во всех основных сражений войны. Он согласился с тем, что «объем потерь советских войск во многом зависел от уровня руководства ими, продуманности и обоснованности решений и замыслов». В то же время подчеркнул, что «советские командиры в ходе войны приобрели опыт ведения как оборонительных, так и наступательных боев и операций», в ходе которых уменьшались потери и «победа была достигнута в результате умелого руководства вверенными им войсками».
      Из Татарстана, население которого тогда составляло немногим более 3 млн. 800 тысяч человек, на фронт ушли 700 тысяч человек. Писали в свое время, что из них не вернулись домой 87 тысяч воинов. Однако, благодаря кропотливой работе историков и прежде всего редакции «Книги памяти», установлено, что с фронта не вернулись более 350 тысяч человек. А кто может сказать, что это окончательная цифра? А ведь это только по нашей республике. А по всей стране сколько? Этой цифры еще нет. Ее нет. О материальных и моральных потерях не приходится и говорить. Они также не поддаются подсчету.
      А вот в побежденной Германии знают, что на восточном фронте, т.е. в войне против Советского Союза погибли 2,8 млн. человек. Потери наших союзников во Второй мировой войне составили: США – 405, Англия – 375 тысяч человек.
      Поистине нам нужна одна победа, а за ценой мы не постоим! Цена человеческой жизни для Сталина и его близкого окружения была ничтожной. В том числе и для Жукова, о котором как о гениальном полководце сочинено немало трудов. Он, по дневниковым записям командовавшего Сталинградским фронтом А.И. Еременко, относящимся к январю 1943 года, «всех топтал на своем пути», «человек страшный и недалекий», «высшей марки карьерист». Разумеется, в этой оценке немало субъективного. Поскольку бесспорно, что Жуков был выдающимся полководцем. Однако он и многие другие авторы, писавшие об отношении к человеческой личности не столько Жукова, поскольку его поведение во многом было производно от поведения Сталина, во многом правы.
 

3. Как он решал национальный вопрос
 

      Надо сразу же оговорить, что для большевиков, как в этом признался Л.Д. Троцкий, интересы социализма и революции стоят выше, чем интересы народов. О сути национальной политики Сталина свидетельствует депортация целых народов, проведенная в годы войны по его команде. Не останавливаясь на подробностях этой чудовищной операции, скажу только, что этому нет и не может быть никакого оправдания.
      Уже говорилось, что марксисты, в том числе и Сталин, хотя и были противниками федерации, тем не менее пошли на объявление России федеративным государством и создание республик. Они пошли на это только ради удержания власти как на временную меру.
      Об этом свидетельствует эпизод столкновения весной 1917 года двух Иосифов: эсера Окулича и большевика Сталина. Тогда в эсеровской газете «Дело народа» появилась статья Окулича «Россия – союз областей». Там были такие строки: «Пусть федеральное Российское государство примет от отдельных областей (Малороссия, Грузия, Сибирь, Туркестан и т.д.) атрибуты суверенитета… Но да даст оно отдельным областям внутренний суверенитет. Да будет создан предстоящим Учредительным собранием Российский союз областей».
      В ответ на это в газете «Правда» в марте 1917 года вышла статья Сталина под названием «Против федерации».
      Сталин обвинил своего тезку в том, что он легко обращается с фактами истории. США, писал он, «создавались как конфедерация, стали федерацией и находятся на путях превращения в унитарное государство. Швейцария также прошла путь от конфедерации к унитарному государству… Федерация есть переходная форма... из этого следует, что неразумно добиваться для России федерации, самой жизнью обреченной на исчезновение».
      В 1922 году Сталин, перепечатывая свою статью, признался, что был неправ в оценке федерации, и объяснил переход к федеративному принципу тем, что большевики получили разваливающуюся страну, когда из нее уходили целые народы. Остановить этот центробежный принцип можно было бы, только объявив Россию федерацией. (Впрочем, это было понято и лидером кадетов П.Н. Милюковым. Однако слишком поздно, уже оказавшись в эмиграции.)
      Однако в отличие от эсеров и поздних кадетов, уверенных в том, что федерация навсегда должна стать качественным состоянием России, большевики полагали, что федерация – лишь вынужденная временная мера. И с ней должно быть покончено. Сталин в душе был врагом федерации и оставался им до конца жизни. Поэтому его политика, четко определившаяся в период становления РСФСР и СССР, была направлена на планомерную ликвидацию республик. На их создание и признание их прав он шел вынужденно и только из политической целесообразности.
      Украина, Белоруссия и Закавказские республики в качестве союзных, но независимых государственных образований Ленину и Сталину нужны были лишь для использования их войск и материальных возможностей для обеспечения победы в Гражданской войне.
      После того как миновала гроза Гражданской войны, Сталин попытался загнать суверенные республики в РСФСР, превратив их в автономные республики. Однако сопротивление этому было настолько серьезным, что пришлось отступить и пойти на создание менее жесткого обруча в виде СССР. Создание СССР, как говорил лидер Украины Х. Раковский, привело к потере республиками значительной части их суверенных прав. Сталин в письме, написанном в 1922 году больному Ленину, ставшем известным только в 1989 году, оценил образование Союза независимых республик как «игру», которую коммунисты национальных республик восприняли всерьез, упорно признавая слова о независимости за чистую монету и также упорно требуя от нас проведения в жизнь буквы конституции независимых республик». Как видно, Сталину не нужны были ни РСФСР, ни СССР.
      «Соглашение» марта 1919 года с Башкирской республикой, по которому признавался ее суверенитет, нужно было для обеспечения перехода башкирских войск на сторону Красной армии. А когда это было сделано, «соглашение» превратилось в клочок бумаги.
      Проект Татаро-Башкирской республики Сталину нужен был только для того, чтобы провалить уже становящегося реальностью Идел-Уральский штат. А когда это случилось, проект был аннулирован.
      Сталин никогда не произносил слов, отрицающих право наций на самоопределение. За него это говорили менее значительные партийные функционеры. Об этом свидетельствуют выдержки из выступлений делегатов VIII съезде РКП(б). Так, Г.Б. Пятаков назвал признание прав народов на самоопределение «дипломатической игрой, которую в некоторых случаях надо играть», но ее нельзя принимать всерьез. А М.П. Томский, посмотрев на зал, произнес: «Я думаю, в этом зале не найдется ни одного человека, который сказал бы, что самоопределение наций, национальное движение является нормальным и желательным. К этому мы относимся как к неизбежному злу». О том, что право наций на отделение – пустой лозунг, сказал также Н. Осинский, заявив, что «он является лозунгом условным, демонстративным», к которым «мы неоднократно прибегали в первый период пролетарского движения».
      Вовсе не случайны в резолюции XII съезда РКП(б) следующие строки: «Союз Советских республик расценивается значительной частью советских чиновников в центре и на местах не как союз равноправных государственных единиц, призванный обеспечить свободное развитие национальных республик, а как шаг к ликвидации этих республик, как начало образования так называемого единого-неделимого». Это, разумеется, не что иное, как признание самого факта через видимое его отрицание. На деле осуществлялась политика губернизации республик, ведущая к распаду страны.
      Мне уже приходилось писать о том, что Мирсаид Султан-Галиев, долгое бывший одним из приближенных Сталина, предупреждал, что если будет продолжена эта политика, «былая Россия, восстановившаяся под нынешней формой СССР, недолговечна… Она преходяща и временна».
      Действительно, позиции этих людей были непримиримы. Сталин отстаивал фиктивные права республик, а Султан-Галиев боролся за подлинную федерацию.
      У Султан-Галиева было немало сторонников в восточных республиках, что в полном объеме проявилось в ходе создания СССР, когда он сплотил их вокруг себя для борьбы за создание не фиктивного, а по-настоящему федеративного государства, чтобы тюркские республики вошли в него на равноправной основе. Разумеется, это не понравилось Сталину. В результате Султан-Галиев был исключен из партии и освобожден от всех своих занимаемых должностей. А в последующем был репрессирован и расстрелян.
      Вообще к татарам у Сталина был особый подход, связанный с его стремлением лишить их лидирующей роли в тюркско-мусульманском мире России и среди нерусских народов Поволжья и Урала. Это была политика «разделяй и властвуй!». Решением политбюро РКП(б), запрещающим пропаганду за Татаро-Башкирскую республику, было положено начало осложнению взаимоотношений двух родственных народов. Проект создания Татарской республики с включением в нее и Уфы с губернией был также направлен на это. В осуществленном Декрете об образовании республики указывалось, что вопрос о включении в республику Бирского и Белебеевского уездов с преобладающим татарским населением должен быть решен проведением плебисцита. Его, конечно же, никто не собирался проводить. Эти уезды, равно как и Уфа, должны были оставаться яблоком раздора между нашими народами. Передача Башкирии Уфы с губернией превратила башкир в меньшинство в своей республике, стала головной болью для башкирского руководства и основой противостояния татар и башкир.
      В то же время у Башкортостана был изъят и передан Оренбургской области Аргаяшский кантон, что лишило республику границы с Казахстаном. А в перспективе и возможности превратиться в союзную республику.
      Дело в том, что Сталин для того, чтобы лишить Татарскую и Башкирскую республики возможности повышения своего статуса, выдвинул три условия. Первое – это чтобы население республики было не менее миллиона, второе, чтобы коренная нация составляла в ней большинство. И третье, чтобы республика имела границу с иностранным государством. У наших республик не было границы с иностранными государствами.
      Эти «условия» он озвучил в декабре 1936 года в докладе при принятии так называемой сталинской Конституции. По ней тюркские национальные образования Центральной Азии становятся союзными республиками. А Татарская и Башкирская республики остаются в статусе автономий в составе России. В своем докладе Сталин под громогласные аплодисменты заявил, что им статуса союзной республики не видать как своих ушей.
      Последователи Сталина продолжили начатое им дело по превращению не только автономных, но и союзных республик в бесправные фиктивные образования, не понимая того, что ведут страну к краху. У республик, как говорилось в 1989 году на «круглом столе» в Риге, нет даже таких прав, коими обладают штаты США, а их Конституции отличаются от Конституции СССР разве что обложкой. В Прибалтике развернулось мощное движение за выход из состава СССР, которое уже невозможно было остановить. Не менее мощное движение за свободу и независимость характеризовали и Украину того времени.
      Даже в родной для Сталина Грузии, которая находилась в гораздо более льготных, чем другие республики, условиях, развернулась кампания по выходу из СССР. Вот некоторые факты, обнародованные тогда же следственными органами.
      В 5 часов утра 5 апреля 1989 года 30 молодых людей объявили голодовку, которую обещали прекратить лишь тогда, когда «Грузия станет независимым государством». В течение нескольких дней к ним присоединились еще около 120 человек. Многие улицы оказались заполненными демонстрантами, основными лозунгами которых были: «СССР – тюрьма народов!», «Долой красный Кремль!», «Долой московский антигрузинский террор!», «Дать пощечину коммунистической партии!», «Русские – оккупанты!», «Русские! Убирайтесь из нашего дома!» и много подобного рода лозунгов.
      6 апреля на митинге у дома правительства было зачитано обращение к президенту и конгрессу США, к странам участникам НАТО. Их призывали приурочить одно из заседаний ООН к дню суверенной Грузии, признать 25 февраля 1921 года (образование Грузинской ССР) «днем оккупации Грузии большевистскими силами России», оказать помощь Грузии в ее выходе из состава СССР».
      Лжефедерация, созданная Сталиным, как и предсказал Султан-Галиев, распалась. СССР больше нет на политической карте мира.
      Уже 60 лет, как нет и самого Сталина. Однако о его деятельности, какой бы она ни была, невозможно умолчать. Это часть нашей состоявшейся, пусть даже во многом трагической, истории. Отменить ее невозможно, можно только и нужно извлекать из нее соответствующие уроки.
 

Индус ТАГИРОВ,
академик АНТ.