Асимметричная федерация

     Разнообразие субъектов в России – в стране с 11 часовыми поясами и более 180 народами – явление естественное. Это объективная реальность, с которой следует считаться, а не бороться, как к тому призывают некоторые федеральные политики. Нет двух одинаковых субъектов федерации, каждый имеет свой уровень экономического и политического развития, свои исторически сложившиеся отношения с центром. При этом почти половина национальных республик имеет историю самостоятельной национальной государственности. И сожаление о том, что Ленин «придумал» эти национальные республики, не перечеркнет данных фактов.
     Существовала и существует группа регионов, находящаяся в ситуации долговременной дотационности, не заинтересованная в финансово-экономической самостоятельности. И есть те, которые обладают реальными признаками экономической и финансово-бюджетной самодостаточности, способные взвалить на себя высокий уровень ответственности. В мире нет абсолютно симметричных федераций, и те немногие из них, которые позиционируются как таковые, включают в себя элементы асимметрии. И конституционная норма (в т.ч. в России) о равноправии субъектов остается не более чем теоретической абстракцией, которая в реальной жизни всегда имеет разнообразные отклонения от идеала.          
     В международной практике немало примеров «отклонений» от декларируемой равноправности: Бавария и Саксония в ФРГ имеют некоторые международные права и свои конституции, где они именуются не землями, а государствами, в США – штат Луизиана, бывшая французская колония, которая добровольно вошла в состав федерации на основе права свободы выхода, имеет специальные программы языкового обучения. При этом в истории немало успешных примеров формирования ассиметричных конституционных соглашений, которые спасли страну от сецессии, – Бельгия, Непал, Нигерия, Малайзия, Индия, а также Канада, Великобритания, Испания и Италия и др.
     СССР – яркий пример того, как с помощью ассиметричной федерации были собраны земли Российской империи. Это была именно этнотерриториальная федерация, и субъектами федерации в ней были только национальные республики. В то же время СССР – яркий пример того, как ставшее квазифедеративным государственное устройство страны не успело вовремя перестроиться в условиях мейнстрима и государство перестало существовать.
     На период образования СССР автономных республик было восемь, а союзных – четыре. Причем 3 автономных республики возьмут союзный статус, а образовавшиеся одними из первых – республики Татарстан, Башкортостан – нет. Хотя и в списке автономных республик они были на «особом счету» (председатели Верховных Советов только ТАССР и БАССР наряду с союзными республиками были членами Президиума ВС СССР), этот статус явно не соответствовал их потенциалу. Татарстан неоднократно напоминал о необходимости союзного статуса, при подготовке союзной Конституции в 1936 и 1977 году, а также в 1951, 1954, 1964 годах. То, что Татарстан в 1991 году участвовал в разработке нового Союзного договора для СССР на равных правах с союзными республиками, придает дополнительный аргумент в пользу отдельных договорных отношений Татарстана с федеральным центром и в закреплении асимметричности федерации.
     Стоит подчеркнуть: федеративное устройство с учетом этнополитического фактора и асимметричности – это способ решить ключевое противоречие в международном праве: с одной стороны – самоопределение народов, с другой стороны – территориальная целостность государств.
     Однако неправильно было бы считать, что асимметричная федерация имеет исключительно «этнополитическое измерение». В РФ немало областей, общественность которых выступает за придание государственного статуса их регионам. В этом свете представляет большой интерес серия репортажей Ольги Герасименко «Неединая Россия». Автор описывает сильные регионалистские настроения и политические проекты в Сибири, Санкт-Петербурге, Калининграде, на Дальнем Востоке, Русском Севере, на Урале. Рассказывается о движениях и людях, выступающих против сверхполномочий федерального центра, о коллективной «обиде на Москву», выражающейся не только в недовольстве «московской» властью и бизнесом, но и московской оппозицией. Наряду с экономическим и географическим фактором подобные настроения (которые важно перевести в позитивное русло), безусловно, являют собой предпосылки для асимметричной федерации.
     Сегодня воспроизводство старых институтов имперской и советской государственности в сочетании с новыми институтами и их мутациями, постоянная борьба за меняющийся объем политических и финансовых ресурсов формируют сложный, необычный и интересный контекст российского федерализма, в котором борется столичный централизм и региональная асимметрия. Не исключено, что мы приближаемся к очередной развилке, где будет сделан выбор между жесткой централизованной модификацией формы государственного устройства или же гибкой, передающей субъектам федерации больше прав и вместе с ними больше ответственности. Что победит, зависит и от голоса самих регионов и их скоординированных действий. И здесь главный механизм – возобновление практики двухсторонних договоров о разграничении полномочий и составления бюджетных соглашений с федеральным центром. Подобный механизм смог бы стать реальным фактором выхода страны из кризиса.

     Айрат ФАЙЗРАХМАНОВ.
     («Европейский Татарстан».)