Рецензия на роман

     Насилие тоталитарного государства так велико,
что оно перестает быть средством,
превращается в предмет мистического,
религиозного преклонения, восторга.
     В. Гроссман «Жизнь и судьба».

     В одном из своих интервью Гузель Яхина призналась, что постаралась выразить в своем дебютном романе «Зулейха открывает глаза» (2015) свое представление о татарском национальном характере. Именно это побудило нас прочитать эту книгу.
     Стало обидно за свой народ! Национальную культуру! Татарского читателя! Роман «Зулейха открывает глаза» (2015) несет в себе печать «болезни», охватившей современное татарское национальное искусство. Знакомясь с восторженными отзывами читателей, далеких от татарской культуры, с сожалением констатируешь, что книга не явила читателям татарский мир во всем его многообразии, не подарила праздник татарского духа. Каждая страница пронизана духом искусственности и дышит фальшью. Гузель Яхина, как это ни прискорбно, хотя и родилась и провела юность в Казани, не знает татарский мир, весьма поверхностны ее представления о татарской деревне и ее жителях, а также о трагических вехах национальной истории. Роман представляет реконструкцию татарского мира в традициях колониального романа. К сожалению, вновь татары показаны «аборигенами» в родном краю. Очевидно, что автор занимается реконструкцией мира татарской культуры, не ставшего для нее родным.
     Сюжет романа – коллаж из сюжетов советских книг. Автор находится в плену советских мифов о забитой восточной женщине, которую раскрепостила советская власть. Очевидно, что Г. Яхина невнимательно прочитала «Дочь степи» Г. Ибрагимова, «Поднятую целину» М. Шолохова, «Угрюм-реку» Шишкова. К сожалению, молодому автору в своем произведении не удалось достичь эпической глубины, свойственной знаменитым советским романам. Роман демонстрирует все издержки ученического произведения.
     Г. Яхина замахнулась на создание «казанского» текста. Однако очевидно, что автор нового «татарского» романа не черпала вдохновения у М. Горького, В. Гроссмана, Евг. Гинзбург, Е. Евтушенко и В. Аксенова. Казань в романе Г. Яхиной – город комсомольских проституток, сексуально озабоченных партийцев, доносчиков… А ведь наш город в этот исторический период жил интенсивной научной, политической и культурной жизнью. В произведениях великих русских писателей Казань превращается в место дискуссий о судьбах России. Духовным центром Казани в течение двух веков выступал Казанский университет – один из краеугольных символов российской науки и культуры.
     Как писал Евгений Евтушенко в одноименной поэме:

«Мне вновь планида оказала милость,
и, вновь даря свой выстраданный свет,
как в Братской ГЭС,
Россия мне раскрылась
в тебе, Казанский университет».

     Однако в книге Г. Яхиной ни слова об этом.
     Казанские главы о гинекологе Лейбе представляют собой низкосортную копию соответствующих глав из «Собачьего сердца» М. Булгакова. У Яхиной alma matеr Казани представлена образом сошедшего с ума Лейбе, а его профессорский мундир – символ корпорации – превращается в одежду шута.
     Столь же непрофессионально в казанских главах показана картина репрессий. Да, с 1929 г. в Казани начинаются репрессии против М. Султан-Галиева и его соратников. В результате ряд татарских партийных деятелей были смещены на малозначительные посты, перемещены в другие регионы. Открытых арестов на рабочих партийных местах не практиковалось, сначала смещали с должностей, затем арестовывали по ночам. Ни один секретарь обкома не позволил бы арестов в своем здании, это бы навсегда подорвало его репутацию хозяина края. В романе не упоминаются имена представителей национальной интеллигенции. В 1932 г. республику накрыла вторая волна репрессий – «сагидуловщина». Деятелей смещали, высылали из республики, потом арестовывали. Очень жаль, что жительнице Казани не удалось создать реалистичный бессмертный образ Казани 1920 – 1930-х гг.
     Г. Яхина в своих интервью признается, что книга имеет автобиографический контекст и посвящается памяти бабушки Райсы. Автор считает, что ей удалось в своей героине воплотить лучшие черты татарского национального характера. Для этого, стремясь завоевать широкий круг читателей, Г. Яхина эксплуатирует в названии своего романа патриотический потенциал имени Зулейха. Очевидно, что для молодой писательницы это всего лишь пиар-ход. Однако в глазах читателей-поклонников татарской литературы этот шаг выглядит кощунственным в отношении татарской исторической памяти. Концепция образа Зулейхи у Кул Гали пронизана «идеей единственной и всепоглощающей любви как основы здоровой и счастливой семьи» (Н. Хисамов). А Зулейха Г. Исхаки обрела бессмертие в татарской литературе, как хранительница духовности татарской нации, пример несгибаемости духа.
     Русская и татарская литературы явили миру прекрасные образцы национальных героинь. Татьяна Ларина А.С. Пушкина, Наташа Ростова Л. Толстого, Матрена Тимофеевна Н. Некрасова… образуют галерею русских национальных характеров, благодаря которым читатель стал лучше понимать русский мир. Зулейха Кул Гали, Сахибжамал Кандалыя, Галиябану М. Файзи, Зулейха Г. Исхаки, Акэби А. Еники, Шамсегаян и Бибинур А. Гилязова – это «карлыгачлар» татарской литературы («ласточки»), на крыльях которых начертано проникновенное слово о татарском мире. Их имена давно стали нарицательными, т.к. являются живым олицетворением татарского национального характера.
     Что можно сказать о Зулейхе Г. Яхиной?
     Автор называет ее «жебеген тавык». Это устойчивое выражение Г. Яхина ошибочно калькирует и переводит, как «мокрая курица», тогда как носители языка используют это устойчивое выражение в значении «клуша», т.е. «нерасторопная курица». 
     Первая встреча читателя с героиней. Любой писатель всегда продумывает этот заглавный эпизод, осознавая всю его важность. Какую черту татарского национального характера молодой автор вытаскивает на первый план?!
     1. Зулейха – воровка. Она крадет домашние запасы, чтобы... умилостивить духа околицы!
     2. Зулейха – язычница. Татарка из Заказанья начинает утро не с соответствующих гигиенических процедур с кумганом и проникновенной утренней молитвы, а с воровства, размышлений о языческих духах. Молодая женщина надеется, что дух околицы договорится с духом кладбища?! Любой человек, имеющий мало-мальское представление о татарской культуре, сочтет это за бред! Общеизвестно, что сельские жители, пересекая околицу, читают соответствующее дога, дают садака (милостыню) одиноким старухам или больным. Но никогда не совершают никаких языческих действий с едой. Еда для татар священна. Неуважительное и пренебрежительное отношение к еде в любой культуре трактовалось как страшный грех. Никаких зират иясе у татар нет. Татары ведут себя на кладбище тихо, чтобы не потревожить души мертвых. Описание того, как женщина бросала на ветер пастилу, воспринимаются как «отсебятина», вызванная желанием автора любой ценой завладеть вниманием читателей, выдумав нечто экзотическое (инвариант плача Ярославны из «Слова о полку Игореве»). Достаточно заглянуть в Татарский мифологический словарь, чтобы убедиться в том, что Г. Яхина плохо ориентируется в татарском фольклоре. Ф. Урманчеев в материале о духах делает предположение, что рассказы о ?ил иясе, Юл иясе и др. были характерны для письменной литературы. Устными были лишь легенды о Шурале, Су анасы, Су бабасы, ?й иясе, Абзар иясе, Кое иясе, Чишм? иясе. Действительно, вера в иял?р противоречит канонам ислама и осуждается как отступничество – м???силек, т.е. язычество, идолопоклонничество. Если бы татарская женщина хотела «улучшить» положение дочерей, она бы пошла давать милостыню и еду людям, нуждающимся в помощи. Тогда бы ее молитва о душах детей была Аллахом услышана.
     Очевидно, что в фольклоре любого народа мир духов иерархичен. У каждого свое место обитания. Так, Шурале – дух леса, поэтому он не живет на кладбище. Шурале не беспокоит духов мертвых, его интересуют – живые: одинокие путники, которые посещают лес либо на закате, либо на рассвете. Кощунственно и безграмотно писать, что «злые озорные шурале» забавляются среди могил! Если следовать логике автора, то шурале играют в «щекотки» с мертвыми?! Видимо, в свое время автор романа «Вий» перечитала. Если Шурале задумает озорничать, то обычно летом во время ночного почти до смерти загоняет лошадь, чаще белой масти, либо заводит в глушь одинокого путника. Если внимательно перечитать поверья Каюма Насыри, то сразу станет понятно, что духи не дружат друг с другом, у каждого свой функционал и локус.   
     Не перестаешь удивляться, читая о попытках молодой «забитой татарки» совершать ревизию догм ислама! В самом начале поездки в лес Зулейха расспрашивает мужа о том, видит ли Аллах их в лесу. Такая постановка вопроса просто немыслима для мусульманских верующих!

     М. ХАБУТДИНОВА,
канд.филол.н.
     (Продолжение следует.)

     На снимке: Гузель Яхина.